Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

ИВАН-да-МАРЬЯ

Как-то раз Виталий сказал мне, без подробностей, что Иван Игнатьевич съездил в Среднюю Азию взяв с собой мальчика, сына ссыльной, чтоб они могли повидаться. Виталий оставил эту заметку в блокнотике моих мозгов, чтоб не забыть написать об этом. Но не успел...
Я стала искать в архиве Ивана Игнатьевича следы этой встречи.Д ля Ивана Халтурина поездки с делегациями были делом профессионально привычным. Еще а 1919 году (ему было 17 лет) он организовал поездку по Вятским деревням «с кино и духовым оркестром», агитируя за ликвидацию неграмотности. Потом, в 1920 году он собрал группу молодежи из вятских деревень – и повез их в Питер, на празднование трехлетия революции. В Питер – где и сам-то не был ни разу.
В конце 1920-х и в 1930-е годы стали популярны поездки, перелеты, автопробеги в дальние края. Ездили пионеры. Ездил Остап Бендер. Пролетел под дворцовым мостом Чкалов. Ездили и писатели. В этих писательских поездках и в возникших потом посиделках, (Гайдар назвал их «Конотопами») участвовал Паустовский. Спросим у его. Он пишет:

"В тридцатых годах наши писатели вновь открывали давно, но плохо открытую Среднюю Азию. Открывали ее вновь потому, что приход советской власти в кишлаки, оазисы и пустыни представлял собой увлекательное явление... Писать об этом было трудно, но интересно. Самые легкие на подъем и закаленные писатели двинулись в сыпучие пески Кара-Кумов, на Памир, к пышным оазисам Ферганы и синим от изразцов твердыням Самарканда. Среди этих писателей были Николай Тихонов, Владимир Луговской, Козин, Николай Никитин, Михаил Лоскутов и многие другие. И я отдал дань Средней Азии и написал тогда "Кара-Бугаз"...
Раз в месяц устраивался "Большой Конотоп". На него собиралось человек двадцать писателей. Каждую неделю бывал "Средний Конотоп" и, наконец, каждый вечер "Малый Конотоп". Его состав был почти неизменным. На нем бывали, кроме хозяина дома Фраермана, Аркадий Гайдар, Александр Роскин, Миша Лоскутов, Семен Гехт, я, редактор журнала "Наши достижения" Василий Бобрышев, Иван Халтурин, редактор журнала "Пионер" Боб Ивантер."

Ничего конкретного там нет... Ездил ли с ними Халтурин? Был ли с ним мальчик? Были ли другие дети? В каком году дело было, в каком городе? (Средняя Азия - огромная страна!) - ничего совершенно.

Возвращаюсь в архив Ивана Инатьевича. И тут нахожу!

Газета «Смена» (Издательство «Ленингр.Правда») 31 мая 1927 г выдала вот такой документ:

УДОСТОВЕРЕНИЕ
Предъявитель сего тов. Халтурин является специальным корреспондентом газеты «Смена». Тов. Халтурин командирован вместе с пионерской делегацией, в Узбекистан. Редакция просит оказывать специальному корреспонденту «Смены» всяческое содействие при получении различного рода информационного материала.
Секретарь Д.Маелян


"Спрашиваю" у Ленинских Искр. Через год, в 1928 г. "Искры" номер 25(183) от 23 июля напоминают, что в прошлом, 1927 году в Среднюю Азию ездила делегация пионеров из Ленинграда и с ними - Иван Халтурин, и что скоро ожидается приезд узбекских ребят в Ленинград. И действительно, узбекские пионеры наносят ответный визит – едут в Ленинград. Об этом сообщают «Ленинские Искры» 23 июня 1928 года. На первой странице – лозунг: ПРИВЕТ РЕБЯТАМ УЗБЕКИСТАНА! – по русски и по узбекски (арабской вязью!).
На второй странице газеты - статья Ивана Халтурина о прошлогодней поездке: "Фильм длиной в 4 миллиона метров" - ленинградские дети смотрели это "кино" из окна поезда.

Бегом по тексту:

В прошлом году двенадцати пионерам выпало счастье быть делегатами в Узбекистан. Мы чувствовали себя в поезде, как в кино. Окно вагона – экран...
Рязанские и пензенские деревушки... Богатые волжские села... Забелели казацкие станицы... Вместо лошадей – волы... Ковыль... Кизяк... Потом - верблюды! Кумыс! Юрты! Замелькали виноградники. Ташкент. На "экране" новая картина – как живут и работают пионеры в Советской Азии.

Вот еще официальный документ. Выдан И.Халтурину 26 апреля 1930 г «Крестьянской газетой» (Изд. ЦК ВЛКСМ, Москва, Воздвиженка, дом 9). Оно гласит:

УДОСТОВЕРЕНИЕ
«Дружные ребята» поручают тов. Халтурину И. обследовать постановку труда детей в колхозах Узбекистана, положение и работу пионеров. Просьба ко всем партийным советским и общественных организациям оказывать тов. Халтурину должное содействие в получении нужного материала.
Подписи: редактор Е.Гвоздикова, секретарь А.Гаврилова

Но вот немного странное обстоятельство. Иван Игнатьевич рабтает в Москве, Конотоп – это ведь московское сообщество. А командирует его Ленинградская малоизвестная газета. Значит, в 1930 г он не «автоматом» поехал, не просто за компанию с Паустовским и «многими другими». Он сам себе поездку организовал. Из Ленинграда. Значит, причина была своя, дополнительная и не очень в Москве известная. Какая?

Больше удостоверений нету. Зато среди писем нахожу открытку, пожелтевшую до коричневатости. Еще бы - ей 80 лет: дата внизу в уголочке 20-V-1930. Бледные выцветшие лиловые чернила. Бросился в глаза адрес:
САМАРКАНД до востребования И.И.Халтурину.
Без обратного адреса. Читаю:


20 мая 1930
Лучше быть идиотом, чем покойником - к этому выводу я пришла, получив твою внезапную открытку.
У нас жизнь без приключений, а новости самого домашнего свойства: живем мы ныне как зерна в неразрезанном огурце.
Жарко. Собираемся переезжать к хозяину на бахчу. 25-го начнем там строиться, вечером того же дня дача должна быть готова. Берданы и колья уже запасены, дверью - твоя чапандра, окон не предполагается. В каждом доме - своя теща, а наша толкает меня сейчас в плечо чтоб наказывала тебе скорей приезжать и брать с собой кулаки: это чтоб совместно спасать меня от предполагаемого похищения. Но по-моему обойдемся без холодного оружия.
Обнимаю - М.

Каково!

Итак, - Самарканд, год 1930. Ясно, что она и Иван - близкие знакомые. Подпись - М.
Мария? В памяти шевелится: "Мария Иоффе". Кто она? Спрашиваю Wikipedia: Узнаю, что родилась в 1896 в Нью Йорке, в Петербурге окончила гимназию, поступила в Институт Бехтерева, работала редактором - сначала в в издательстве Вольфа, потом, в 1917 году - в большевистской газете "Рабочий путь". в 1918 вышла замуж за профессионального революционера, преданного троцкиста Адольфа Иоффе. В 1919 родился сын, Владимир (Воля).

(Такое имя раньше встретилось мне только у одного мальчина - приятеля Хоттабыча.) Владимир - "Воля" - в смысле "свобода"? -

Муж Марии с самого начала своей политической активности был верным сторонником Троцкого, а после революции - видным государственным деятелем. Это он подписывал Брестский мир и соглашения с прибалтийскими республиками. В 1920-х годах он заболел тяжелой болезнью нервной системы, а ЦК его не пустило лечиться в Европу. И осознавая длительную мучительную агонию, он предпочел... застрелиться. Оставил Троцкому письмо с упреками, что тот в партийных спорах "всегда прав и всегда уступает Сталину".

Троцкого вскоре выслали, начались притеснения троцкистов. Мария (член партии с 1917) на партийном собрании в Издательстве в 1929 году выступила против высылки Троцкого. И вообще - за плюрализм и свободу дискуссий. В результате - арест и ссылка в Среднюю Азию.

Похоже, что подпись М на открытке - это и значит Мария Иоффе. Они с Иваном - коллеги, редакторы - она могла быть знакома с Иваном с 1928 г, когда он перебрался из Ленинграда в Москву. Хотя времени для этого у них было мало. Иван оказался в Москве в начале 1928, а в 1929 она уже арестована.

Так это её сына, 10-летнего тогда мальчика Волю, и возил Иван Халтурин на свидание с матерью. Были ли запреты на такие самодеятельные свидания? Насколько рискованным оно было для всех его участников? Чтобы поехать в Узбекистан, да еще с мальчиком, нужно ли, чтоб это было официальное мероприятие: автопробег, встречи с кем-то, командировка? Иван раньше ездил с писателями, с пионерами. Вот, скажем, поездка с пионерами в 1927 году - это была командировка от журнала "Смена" с группой школьников.

Википедия говорит, что свидание с сыном состоялось в 1929 году, а открытка помечена маем 1930. Для поездки в 1930 сохранился документ от "Крестьянской газеты": . Но про поездку 1929 никаких следов нет. Ошибка источника Википедии? Или это была частная поездка, без командировочных? Или пришлось следы поездки с Волей скрыть от посторонних глаз? Неоткуда узнать...

А сама эта открытка, хоть и "внезапная", но (из её текста) видно, что появление Ивана Марию не удивляет. Больше того - в открытке не слышно ожидания встречи с сыном. Так что, скорей всего, Википедия права. Встреча с сыном была в 1929, а в 1930 Иван приехал, чтобы встретиться с Марией, и для этого организовал командировку (от "Крестьянской газеты").

А сын Марии, Воля, в 1930 уже был, видимо, как многие "дети врагов народа" в детдоме, где-то в Сибири. Он был убит в Тюмени в возрасте 18 лет, в 1937 году. ("У нас детей не расстреливают", а ждут, когда им стукнет 18).

Дальнейшая судьба Марии - стандартно трагичная. Ссылка закончилась вторичной ссылкой, потом многими годами лагерей.

Наконец, в 1964 году - освобождение. Она проездом в Москве, а потом жила в Царском Селе - городе Пушкин. Завязалась переписка.

12 янв 1965
Ивану Халтурину
Дорогой "дальний родственник"
Спасибо за новогоднее внимание и - привет победителю хвори. Апплодирую, радуюсь и тоже заклинаю: Здоровья, здоровья!

Получила оба послания: "Будь здорова, Муся" и с подписью "Ваш В." Ничуть не удивилась. Время-людей, устремленные вперед потоки, вытягивает за собой рост их, изнутри и снаружи, характеры, обстоятельства. Параллельно, так сказать.

Иное дело в нашем приятельстве: движение реки перекрыли, образовалось целое промежуточное море и китайская стена времени. По обе ее стороны - встречи, младостей, старостей. То и другое - настоящая реальность.

Второе письмо, перехватив его у письмоноши, прочла в Екатерининском парке. Ходила пушистыми аллеями, по белому светящемуся лесу. И разговаривала. С кем? Ну, конечно, с тобой, Ваня. Я же Вас, Иван Игнатьевич, знаю гораздо меньше.

Когда попала в Москву, Анну Константиновну <Покровскую>, Самуила Яковлевича <Маршака>- узнала сразу. Вы же оказались этаким большим домом, в который мне хотелось постучаться: "Ваня, ты дома?" Но не нашла ни оконца ни дверей.

А от писем потянуло тонкой струйкой тепла. По-настоящему захотелось повидаться. Так: ходить по Эрмитажу, я бы молчала и слушала. Сейчас такое, вместе с книгами, изредка филармонией, составляет мою жизнь.

Мадонна (здорово там умеют репродукции) стоит на моем столике. Обе фотографии - тоже, еще не хочется их прятать. Это новогодний подарочек - давно я из не получала. А моих портретов нет. Ничего не сохранилось. Только я сама осталась, даже чуть приумножилась: горе - ростит, тут без дум не обойдешься.

В Питер я бы, на вашем месте, всё-таки бы выбралась. Я в Москву тоже мыслю, если соберусь - непременно отыщу Вас.
Жму руку М.И.

Без даты
Дорогой Иван Игнатьевич
Спасибо за альбом, он действительно, взболтал в памяти Японию. Не думаю, чтобы европейцев могло волновать это искуство, вызвать вспышку, движение эмоций. Но оно удивительно по технике (того времени) и не скажешь, что декоративно – прямо биографично для жизни и нравов. Заметил – мужские лица изредка вдумчивы, часто – злы, жадны, злодеи звероподобны. У женщин выражение одинаковое, в виде отсутствия его. Зато она полна изящнейшнего обилия пышных волн и складок – утопать в них свирепому самураю! В этом её предназначение. К тому же картина «Ма-ке-мо-мо» (без ударения), вместе с цветущей веткой в вазе, единственная видимая мебель (остальное прячется в двойных стенах-шкафах). Она должна быть украшательна, спокойна, и не вызывать трепета, не исходить внутренней полетной нежностью, как, скажем, рублевские ангелы. Альбом меня порадовал, вечерами листаю, переглядываюсь с японцами.
Увидимся – поговорим.

24 мая 1965
Дорогой Иван Игнатьевич
Спаибо за поздравление. От Анны Константиновны пришел почтой в Пушкин шоколад "Пушкин". Спускалась и поднималасьпо своей прямой, как библейская, лестнице, покупла, отправляла. Тут не только мобильность (Анне Константиновне было тогда 87 лет. ТР), главное внутреннее движение, радость встречной души. Очень хочу видеть её, а не получается. Наш городок газифицируют не столичными методами, темпами. В неделю ложка дела и ведра битого кирпича, штукатурки, пыли. Причем, когда одарят тебя, в очередной раз, этой ложкой и прочим, никому не известно, сиди и жди, отлучаться нельзя.

Получив вашу открытку, отправилась по магазинам и библиотекам в поисках Фолкнера и, конечно, ничего не нашла. Надо ехать в Публичную библиотеку. Это сложно, <.....>
Фолкнер и Хемингуэй, кажется, такое же литературное знамя эпохи нынешней, как Толстой, Достоевский, Чехов - прошлого века. Но Хемингуэй - создатель школы, ему в той или иной мере, подражают все выдающиеся, как Маяковскому и Мейерхольду в их областях.
Фолкнер, по-моему, мощней Хемингуэя, а вот школу его - и представить себе невозможно. Какая может быть школа, когда главное здесь в непоколебимой твердости, уверенности руки, в бесконечной фразе-абзаце - не могла бы короткая фраза вместить такой широкий могучий потом ума, таланта, беспощадной иронии, не бичующей, а с тонкой улыбкой созидающий монумент - изобретатель.
Конечно, у Фолкнера свой особый, ему одному свойственный почерк, но, думается, основное тут в свойстве самого гения. Форма только очень точно выражает его.
Ладно, получу "ныне отпущаеши" от Ленгаза - почитаю. Если вам когда-нибудь доведется вместе с книжной находкой вспомнить обо мне - пришлите, сотворите доброе дело. Вы не рантье, ваш корреспондент не терпит материальной нужды - эквивалент тотчас же вышлю. (глупо написалось: какой может быть знак равенства между "валентом" рублишек и самозабвенным погружением в книгу!!)

Вчера не дописала - помешали. Ночью видела во сне Волю, лет 11-12. Мы живем вместе, кругом люди, всё просто. Он лежит в кровати, почему-то в тюбетеечке, я укрываю, укутываю одеялом ноги. И вся грудь моя, вся я непередаваемо полна близости к нему, говорю ему: Я так соскучилась, так стосковалась по тебе, мальчик мой, несказанная радость моя. Я готова была плакать от неумещающейся любви к нему, от огромного счастья.
Проснулась.

Одиночество - не в скуке (скучно бывает не один-на-один, а со скучными людьми) не в пустоте - в городах, полных чудес, мы с избытком имеем, чем занять себя. Одиночество - нет кого могла бы таким половодьем, всеми чувствами до боли в сердце любить.

И рассказать о моём сыне, оказывается, я могу только Вам, Вы один остались из тех, кто знал и, кажется, немного любил Волю.
Всего Вам хорошего!
М.И.
(Волю расстреляли в Томской тюрьме в октябре 1937, ему было 18. Она узнала об этом в 1956).

2 дек 1965
Дорогой Иван Игнатьевич
Вот из тела в тело пересадили сердце. Ты согласен на чужое сердце? - Я своё ощущаю то как горячего ежа, то тяжесть лошадиного копыта, а то еще - будто ком с торчащей из него вилкой. На чужое не согласна, пусть моё как умеет по своему любит и не любит, чего уж менять "деталь".

Позавчера впервые разрешили читать. Я, конечно, М.Цветаеву, как плохой пловец дивлюсь, захлёбываюсь.

Масштабный талантище, а аналит.статья, по-моему не эквивалентна. Нельзя верить само-характеристике автора, Ведь она и "дурой" себя называет. На самом деле не своеволие, а свобода, без граней и указателей, без рамок, замыкающих горизонт. Свободна, ничто не теснит её интуиции. Все потайные двери в распах перед этой богатой душой. Др Фауста-воспламенителя. Гёте еще и "Певец" - "... причастен высшей силе" ... минута ему повелитель. За такую книгу (как доктора в трудном случае с близким) неловко благодарить. И всё-таки - спасибо, Ваня!

(Каракули и карандаш потому что месяц назад из-за ерунды поранилась рука, не совсем еще зажила.)

Не всегда новое прекрасно, но во всём на свете хорошем - непременно какой-то элемент, частичка новизны отталкиваясь от последнего случая.
С Новым Годом!
М

14 марта 1966
Талгар, КСЭ, Виталию Халтурину
открытка
Дорогой Талик
Очень вы меня утешили посланием с приложениями. поздравлением - тоже. Спасибо.
Фотографии девочек - под стеклом на столе. Моих гостей. которые того стоят, знакомлю с ними, с из родителем, с из дедушкой. Здесь же подснежник, он будет меня радовать до свежих цветов. Вы умеете выбирать подарки, это свойство встречается не часто, оно у вас, верно, наследственное.

Мои события - книги и мысли о них. Других событий поломанные не заслуживают.

Диссертация, значит, движется. И, значит, в июне увидимся - хорошо! Будьте знакомы всей милой семьей.
Ваша М.И.

2 нояб 1966
Талгар КСЭ Виталию Халтурину
Дорогой Талик
плёнка как бы соединяет в единой золотистости цветы, детей, горы. <.....>
Горы все философчески, издали, без тени фамильярности, но всё же благословляют.

Люди чаще всего эквивалентны своим функциям. Когда функционеры перерождаются в пенсионеров, важные обязанности чаще всего, отпадают, остаются только свойства, черты, - ни лычков, ни нашивок, просто человек.
Если правда, что всё движется, течет рекой, свойства по пути должны усложняться, полниться.- что может больше обогатить, чем прекрасный мир за стёклышками? Наяву? Окунуться бы в эту стихию цветов, детских голосов, подмечать, разговаривать на их мудром уровне. Смотреть - не насмотреться, до черта -зеленое, красное, голубое...
Никуда я не окунусь. И не буду радоваться взлетающим ресницам, глазам-бабочкам. Я пишу опирая книгу под бумагой на длинный гипсовый лубок. Сломала ногу. Потому и не отвечала. Возни порядочно и хватит надолго.

Спасибо за поздравления, Получила по обоим стилям, так сказать "и на Антона и на Ануфрия". <....>

К Новому году получила от Ивана два (тоже) поздравления, интересную фотографию его изделия, китайские акварельки. И еще две бандероли редких и таких желанных книг. Тщательная упаковка, невиданные новогодние марки. Повеяло мимолетным, но живительным ветерком старой дружбы.

Как же вы живете? Как живет математик (Лена Халтурина) в Новосибирске? За карандаш придется извинить меня.
Жму ваши руки, привет цветам.
М.И.

23 нояб 1968
Москва, Ивану Халтурину
На полках, опираясь на корешки книг, стоят и китайский Шантеклер (пусть его думает, что будит свет) и упрямая норовистая лошадка. Хороши. Шантеклер и впрямь разбудил... видения прошлого. Похожие на лучи прошедшего солнца, когда больше и нет уже ничего, кроме дум, что многое так и останется неузнанным? Неизвестным?

Неизвестное для всех туманно. Но через эту призрачность проявляются, твердеют воспоминания. М.б. только они и есть прошлое: опыт оставляет след в сплаве, до следов его и не доберешься, познанное - оно преобразует нас, делает иными, и тоже невидимо. Только воспоминания целиком наши - вещно, ощутимо.

Ничего не дарил мне? - дарил щедро и размашисто. Для меня Ура-Тюбе - это и Ваня. Иначе в памяти не получается. Потому что щедрость была душевной, абсолютно бескорыстной. Помню - и бесшабашное влезание на крышу, "на-верх", и где-то над каким-то обрывом мы сидели, в посёлке полно вишневого цвета, на нем серебряное солнце. И рядом со своим ощущала костлявое плечо, "какое оно дружеское, преданное" вот так я подумала тогда.

Ничего не дарил... Но сейчас можно мне подарить... Москву. Если бы такой подарок стал чудным и неповторимым! Я собираюсь пожить в Москве пару недель. Утром буду читать книги (буду?) - Пруста и вроде. (Меня повело на модерн как где-то когда-то кого-то на мадеру.) А потом музеи и Абрамцево, и дом боярина - всё неведомо.
Гид составляет программу, редактирует время. Я - очень пластичная аудитория, ничего не знающая, приходящая минутами в отчаяние, что так и уйдешь, не вкусив, даже не пригубив терпкого напитка всяческого пре-всяческого бытия. Я гляжу теперь на картины как с улицы в распахнутое окно, внутрь чего-то, что не открывается и волнует. Старушки нынешние - жаднущие, потому что не дал бог им легкой смерти, а из жизни долго, ох, долго, выжимал всю жизнь.

После письма "неизвестного" мне еще живее захотелось в Москву. До весны непременно буду. Жаль, не встречу Виталия. Я не очень верю в гармонию, но есть в мире какое-то равновесие. У тебя с Волей было так, что его принимал в изд-ве за родного. А я вот сразу полюбила, ну, понимаешь - полюбила Талю. Есть в нем этакое славянское, притягательно серафимическое, но не расплывчатое, включенное в рамки точности и выраженного семейного начала.

Еду в Москву к милой нашей, единственной, Анне Константиновне к дворцам, людям, вещам, а теперь буду думать, что и к "неизвестному".

Не "наступающего" и не "грядущего" а именно Нового надо сулить людям. Правда, не все новое радостно, но зато всякая радость несет в себе элемент новизны.

Нам обоим пожелаю почаще испытывать ласковый живительный ветерок, каким веет от Суздальской церкви и даже от выбранных редких марок и конвертов.
Скоро, надеюсь, увидимся.
Мария

ноябрь 1969
Дорогой Виталик

Вернулась с Карельского перешейка, меня встретило твое письмо. Во вторник. Значит, сегодня, может быть - сейчас хоронят Ваню. Будто недавно, мы здесь у меня долго сидели, не могли наговориться, навспоминаться о времени ушедшей молодости. Говорили и о моем мальчике, и о тебе. Он был внутренне. гораздо более теплым, чем казался. Думали встретиться у них, на Лаврушенском.

Люди многограны, грани - всякие. Ко мне он был обращен, уверена, самой лучшей стороной товарища, человека. Стороной душевной теплоты, умной и глубокой.

Наше поколение на линии огня. Убывают. И вот - "во вторник"... Сейчас я бы посидела рядом, помолчала бы с тобой. Будешь в Питере - позвони, повидаемся.
передай пожалуйста моё искреннее сочувствие Вере Михайловне <Васильевне>.
Обнимаю тебя
Твоя М.И.

В 1975 г она уехала в Израиль и там написала книгу свой "Гулаг": Иоффе М. Одна ночь: Повесть о правде. - Нью-Йорк : Хроника, 1978. - 130 с. : портр.

<< Анастасия ГервасиевнаАННОТАЦИИ двух книг Л.В. МАЛАХОВСКОГО>>

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:
Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея
(c) 2008-2012. Контактная информация