Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

Елизавета Михайловна Спиридонова: рассказ о смерти в госпитале раненого во время I-ой Мировой войны

Их выносили на носилках и ставили прямо на пол в большом актовом зале Н-ской гимназии в Варшаве. Все кровати, расставленные в бывших классах, уже были заняты, а раненых все подвозили и подвозили. Взволнованно бегала по коридору старшая сестра. "Кто же это так распорядился? – волновалась она. – Госпиталь на 50 кроватей и один хирург, а уже привезли 150 тяжелораненых, которым мы не можем предоставить никаких удобств". Но жалобы не помогали, бои шли под самой Варшавой и неизвестно было то ли по халатности или по нераспорядительности, но в маленький хорошо оборудованный госпиталь для тяжелораненых с одним известным и опытным хирургом и тремя сестрами в те сентябрьские дни было доставлено более 150 раненых за один вечер. В операционной и соседней с ней перевязочной шла горячая работа. Среди расставленных носилок ходили две сестры с тазами и перевязочным материалом и оказывали первую помощь раненым, как на поле боя.

"В перевязочную самых тяжелых", было отдано распоряжение... Но все они были тяжелые. Склонившись над носилками сестры срезали окровавленные куски шинели, с трудом освобождали раздробленные руки и ноги от въевшихся в них кусков ткани.

Некоторые носилки просто тихо прикрывались простынями и санитары выносили их обратно в коридор. Делать тут уж было нечего – даже имени нельзя было часто восстановить того, кто не дождался перевязки.

Над носилками, что стояли в самом дальнем углу дома склонилась совсем молоденькая сестра. Она старательно нащупывала пульс на худой липкой от холодного пота руке. "Камфору", – сказала она студенту медику, который вместе с ней обходил этот ряд носилок. Маленькое худое существо, в котором жизнь казалось едва-едва теплилась зашевелилось и серые губы разжались, чтобы сказать: "Михайлов, Петр Михайлов, рана в живот, ел утром." Эти слова казалось стоили ему таких усилий, что после этого он уж ничего не мог больше произнести.

Поднявшись с пола сестра кинулась к операционной. Она постучала, но на стук никто не ответил. Тогда несмело она просунула голову в дверь перевязочной. Хирург натягивал на руки новые, только что поданные ему резиновые перчатки. "Александр Ефимович, там солдатик, плох совсем, рана в живот, позвольте его сначала"... Хирург посмотрел критически на говорившую и покачал головой... "Солдатик", – сказал он укоризненно. "Рядовой Михайлов, – поправилась сестра, – позвольте, Александр Ефимович? Очень плох, умрет может быть сейчас". Уходя в операционную хирург обернулся и сказал санитарам, вносившим еще одни носилки в перевязочную: "Несите сюда вот солдатика "маленькой", только сюда, не в операционную".

Обрадованно, точно ей уж удалось спасти ему жизнь, сестра бросилась вперед по коридору к залу и, лавируя между носилками, указала те, которые нужно было нести.

Но из перевязочной раненого не взяли на операцию. Коротко хирург отдал приказ, смотря как-то мимо сестры: "Если будут боли – морфий, постарайтесь записать адрес. Устройте в маленькую палату."

Это значило – сделать ничего нельзя и смерть вот-вот унесет свою жертву. Носилки вынесли из перевязочной и снесли в "маленькую" палату, где наскоро были поставлены кровати, отданные самым тяжелым раненым персоналом госпиталя. Тут лежали такие раненые, которых уж нельзя было оперировать.

Но смерть не шла и не шла. Прошло три долгих для. Сестра забегала и чайной ложечкой клала в серые губы маленький кусочек льда. Затем спрашивала: "Ты что-нибудь хочешь, Михайлов?" и не получив ответа бежала дальше. Три дня и три ночи в операционной оперировали и перевязывали. Срочно откуда-то появился еще один доктор поляк. Его никто не знал, и говорили, что он был из политических.

Понемножку в госпитале жизнь налаживалась. Привезли новые кровати. Некоторых раненых увезли, другие умерли. Госпиталь за три дня из госпиталя на 50 кроватей развернулся в госпиталь на 200 кроватей. Пришли новые сестры неопытные, какие-то чужие. Но работа все же налаживалась. Жизнь брала свое.

"Михайлов, – склонилась над умирающим сестра, – может ты чего-нибудь хочешь?" Раз губы разжались и произнесли с трудом название деревни и какого-то уезда, какой-то волости. Потом опять ничего. Казалось смерть забыла его, а жизнь тоже едва-едва теплилась в этом почти мертвом теле.

"Он без сознания, сестрица", – сказал врач. Но сестра знала, он в сознании. В этот день когда она подошла к нему, вытерла пот со лба, подсунула чистую простынь, серые губы раскрылись, что-то вроде улыбки появилось на них "ластушка моя... сестрица-ластушка..." Дрожащий палец показал на стул, стоявший у кровати. И повинуясь этому приказанию сестра села на стул и сидела так неподвижно. Изредка уголок одного глаза чуть-чуть приоткрывался и губы шевелились – "ластушка". Никто еще никогда так не называл ее. Какая-то особая ласка была в этом слове. Все свободное время после дежурства она сидела теперь на этом стуле точно изваяние, исполняя эту последнюю волю умирающего.


РО РГБ фонд 587 картон 5 дело 16

<< Елизавета Михайловна Спиридонова: ДЕТСТВО1942 год Виктору Шкловскому>>

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:
Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея
(c) 2008-2012. Контактная информация