Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

Т.Г.Раутиан: От ДВУХ до ПЯТИ

Леночка
С ней все с удовольствием возятся: и изнывающий от безделья молодой шофер, и приехавшие на лето московские лаборанты.

Январь 1954
Не так-то просто осмыслить то, что говорят взрослые:
- Мне два года...
Что это такое, «два года»? Непонятно. Объясняет сама себе:
- У меня два годика... Один годик непослушный, ему мама надавала шлепки! Бросила в арык... Он плачет: «А-а-а! А-а-а!...» Другой годик хороший, послушный.

По радио передают музыку перед Пионерской зорькой.
- Сейчас дядя скажет: «Здравствуйте, ребята! Слушайте пионесскую дотю»! Оказывается мир – предсказуем...

Февраль 1954
- Мама, куда дым идет?
Очень характерно. Не “откуда” – а “куда”. Ребенок никогда не смотрит назад, а только вперед!

Март 1954
Собираюсь разогреть картошку.
- Мама, картошка холодная, как
ветер, надо ону согреть.

Осматривает у папы на работе электро-предохранители.
- Дай, это моя работа.
Принесла домой, села за свой столик.
- Этот – пьюс. Этот – минас. Пьюс идет к минасу...

- Доченька, если будешь хорошо себя вести, в воскресенье
пойдем с папой гулять.
- Я уже хорошо вестю.

Раскладывая по столику лоскутки:
- Это пятьдесят килограммов материалов, а это сто килограммов материалов…

Горы покрылись низкими облаками, их совсем не видно.
- Мама, куда горы спрятались? Не вижу! Где они?
- Горы укрылись тучкой. (Укрываются, как известно, одеялом. Отсюда - продолжение):
- Разбуди их мама, пускай встают, уже светло.

Апрель 1954
Закат солнца, среди туч одно облако ярко освещено алыми лучами. Смотрит, потом спрашивает у лаборанта, Николая Корягина:
- Скажите пазаста, а почему небо покраснело?
- Когда солнце садится, и облака – всегда небо красное.
- А почему вот там – такое же небо, а не покраснело?

- Мама, дай мне И-Мочалок-Командир, я буду мыть посуду.

Май 1955
- Дети кабана – кабачки?

- Доченька, скоро выведутся гусята у мамы-гусыни, они уже там в яичках пищат.
- А маленькие воробушки уже вывелись у мамы вороны и пищат.

Держа в руках телефонную трубку:
- Алё! Позовите моёго Додыра!

Июнь 1954
На мальве появились бутоны.
- Два, три, четыре… Мама! Двенадцать километров бутонов!

Июль 1954
- Папа, на улице от ветра свет получается! (о молнии).

Леночка очень любит мясо. Еще года не было, я готовила ей протертую курятину, а в качестве утешения за ожидание она получала косточку. Могла часами сосать ее и грызть первыми зубками, наслаждаясь вкусом. Мясо – это вам не манная каша!

Август 1954
Увидев во дворе курицу:
- Мама, очисти курочку!

Идем обедать в экспедиционную столовую. Лена посмотрела на обедающих критически:
- Все чавкают!
Немая сцена…

ЛЕНА-ИРА-ОЛЯ
Появилась Ирочка и жизнь стала интереснее, но непонятнее. Отобрали у Лены её кроватку. Объясняю – ты ведь уже большая. Соглашается, но очень любит, когда я в шутку говорю:
Ты моя маленькая! Давай, я тебя запеленаю, положу в маленькую кроватку. Заворачиваю потуже, ни рукой, ни ногой не шевельнуть. Она пытается что-то сказать. Говорю: «Ты еще маленькая, говорить не умеешь, лежи тихо. Или плачь, уа-уа!». Смеется, чувствуя преимущество быть большой.

Лена внимательно следит за всеми моими манипуляциями с Ирочкой. Однажды прихожу домой и - о, ужас! Обе ревут, Леночка в панике, Ира вся черная, только рот и глаза светятся, на полу лежит на боку бутылка и лужа крепкой марганцовки. Лена видела, как я пою Ирочку чаем из бутылочки. Ира заплакала – а мамы нет. Ведь нельзя же, чтоб ребенок плакал безответно! Лена стала искать бутылочку. Нашла – высоко! Поставила на стол скамеечку, залезла, и с верхней полки, у самого потолка, достала бутылку… марганцовки.

Курице подложили утиные и куриные яйца. Вывелись. Мама-курица придирчиво разглядывает свое разнообразное семейство. И вдруг, поняв, кто среди них – чужаки, – тюк утенка в темечко. Он упал и лапки кверху. Мы остолбенели. А она, уже увереннее – тюк! второго. Остальных мы поймали, спасли. Их осталось три. Курицу прогнали. А утята стали одни плавать около дома в арыке. Дали им имена: Лена, Ира, Оля.
Прибегает Ирочка:
- Мама, мама, посмотри, как Я ныряю!
Где? Выхожу, смотрю. Оказывается, ныряет утенок, по имени – Ира!

Ойка Пайка. Это Оля Павлова. Так ее наша Оля называет. Она чуть младше нашей Оли, но энергии у нее – на троих. Как-то прихожу домой – и вижу: троица моя лежит в изнеможении, кто где. И в доме небольшой разгромчик. Заметно больше обычного. И молчат все.
- Что такое случилось? – спрашиваю.
- Ойка Пайка приходила, мы играли…
Ничего себе – играли, просто чуть живые от усталости…

Обедали мы в экспедиционной столовой. Лето. Кухня – в домике, столы и скамейки – в саду. Ира терпеть не могла супов и пока все ели суп, она играла рядом. Что-то нашла в арыке, что-то тянет, старается, наматывает на пальчик.
- Что ты там нашла, Ируньчик?
- Зимия!
Смотрю – и правда, маленькая змейка. Упирается, не хочет, чтоб ее вытянули из норки.

Купили велосипед «Школьник», самый маленький из двухколесных. Леночка села, три шага проехала и упала. Отшвырнула велосипед и ушла.
Ира взяла велосипед. Села поехала. Упала. Встала, села, поехала, поехала, упала. Встала, села и поехала. Все более уверенно. Сначала по широкой дороге, потом по тропинке, потом через мостик. Планомерно. Но вот катится «с горки», от ворот к домику станции. Там мостик через арык, но на нем стоит машина, ГАЗ-67. Между машиной и краем мостика – узко. Но думать поздно. И, конечно врезалась в это ощетиненное железо. Пришла - вся в кровище. Промыли, помазали, забинтовали. Молча терпеливо ждет конца процедуры. И сразу – на велосипед - и поехала.
Садится на велосипед с крыльца. Мои ноги не умеют на велосипеде, но голова точно знает, как надо. Например, как надо садиться. Объясняю:
– Вот так, эту ногу – на педаль, толкнулась, покатилась. А другую ногу – переноси через седло.
- Поняла.
Поставила ногу на педаль, покатилась Подняла ногу до уровня седла – обратно, еще раз. Перенесла ногу через седло, поставила на педаль, поехала. Сняла с педали – перенесла обратно. Через часа два таких упражнений зовет меня.
- Мама, посмотри, я умею.
Вот из таких педантичных, упорных и целеустремленных и получаются потом программисты.

Любимое место игр – гора Мандолюль. Лена – старшая, ее первую мы научили нехитрым правилам горного туризма. Теперь она печется о младших, так что я за них спокойна. Оле всего два с половиной, и Лена справедливо полагает, что ей на гору лезть пока не надо. Находит ей место внизу, в тенечке под скалой.
- Сиди тут и играй, никуда не ходи!
Лена с Ирой уже большие, им 5.5 и 3.5. Они лезут наверх. На горе у них есть любимые места: внизу – камень «Верблюд», «Звенящий камень», повыше – «гребень», камень «Медведь» еще выше – пещера. Оля послушно играет с камушками внизу, где велено было. Ни разу никаких ЧП в горах не было с ними.
С горы видно все вокруг – и реку Сурхоб, и хребты. Оля хочет скорее вырасти. Чтоб ей тоже можно было на гору. Спрашивает:
- Когда будет мой день рождения?
- Когда миндаль зацветет.
Очень интересно с горы рассматривать нашу базу. Домики маленькие, как игрушечные, все разговоры слышно, как будто рядом. Самолет подымается с аэропорта и летит ниже нас. На гору хорошо лазать весной, когда земля мягкая. Кое-где в тени еще снег – а на солнечном склоне уже ирисы расцвели. А летом земля засохнет. Мелкие камушки под ногами катятся, как подшипники. Устоять трудно. И жарко очень.
Летом ходим с папой к реке, к Сурхобу. Там маленький пляжик под каменным обрывом. Длиной метров пять и шириной метра три. Ноябрь 1957. Демонстраций у нас не бывает. День 7 ноября – просто выходной. В 1957 этот день был теплый, солнечный. Пошли с папой к реке. Сели на папу верхом. Вот какой он большой! Лена говорит: «тут еще на двоих места хватит»! Сказала – посмеялись и забыли. Не прошло и семи лет – как Леночкино «пророчество» сбылось: Майка и Зайка появились…

У маленькой Олечки, когда ей было около года - любимый фрукт – лук. Не зеленый – а обыкновенный, репчатый. Отряхнет шелуху – и впивается зубками, как в яблоко. Вкусно!

Отдохнуть в походе
Однажды отправились мы в поход, в кишлак Аскалон. Он наверху, на предгорьях хребта Петра 1-го. Подымаемся по узкой тропке-серпантину, проложенной на склоне. Все вверх и вверх, ни вправо ни влево не свернешь. Дети устали. «Когда будем отдыхать?» - Говорю: «Подъём скоро закончится, там впереди будет поляна, а на ней – видите? - большое дерево. Там тенёк, там и отдохнем. Доплелись, наконец. Постелили одеяло и родители улеглись отдыхать. А дети? Дети начали играть в догонялки,
бегать вокруг нас. Через полчаса говорят: «Ну, мы отдохнули. Пошли дальше!». Они устали не от ходьбы – от однообразия.

Поезд
Перед отъездом в Талгар мы с Олей (ей 6 лет) поехали в Душанбе. Я – по делам, а Оля – чтоб увидеть мир, не похожий на родной Гарм. Идем по улице, дома двух- и трех-этажные. Говорю Оле:
- Мы сейчас зайдем к Татьяне Ивановне. Вот ее окна, - видишь? - на втором этаже.
- Ой, а как же туда попасть?
- По лестнице, конечно.
- Тут же нет ни одной лестницы!!!
Единственная лестница, которую Оля раньше видела, и по которой без конца лазала, – стремянка, приставная к чердачному окну…

Самый нормальный транспорт – это самолет. Это просто и понятно. На чем же еще ехать! Пешком – далеко, машиной – тряско и долго. Самолеты каждый день прилетают и улетают. Таджики летают в Душанбе на базар. Если, конечно, погода «самолетная». Над станцией самолеты пролетают низко – аэропорт рядом. С горы хорошо видно самолет. Он внизу, под нами, он только что поднялся из аэропорта и летит низко. Самолет – вещь, с младенчества знакомая.
А поезд – это что-то неизвестное. Идем с Олей на вокзал, покупать билеты в Алма-ату. А главное – посмотреть на поезд. Забираемся на пешеходный мостик над путями. С него хорошо видно поезд – вот какой длинный! Оля долго смотрит на него – и спрашивает:
- А как же он, такой длинный – на поворотах?...
Законный вопрос. У нас, в горах, дороги состоят из крутых поворотов. Спускаемся вниз. Идем на перрон - посмотреть. Оказывается, поезд – не целый, как все нормальные машины и самолеты, а состоит из отдельных кусков, вагонов, которые прицепляются друг к дружке.

МАЗАЙКИ
Мы живем в Талгаре.
У нас Майка и Зайка.
И такие они с первой минуты разные! Сейчас им уже – «уже!» – 2 года 3 месяца и 2 недели. И мы уже многое забыли – а что не забыли, то уже рассказывали – и оно подернулось собственным «художественным» вымыслом, и уже срослось, не отделить.
Когда они родились, я поняла, под каким ребром была Зайка, а под каким – Майка. Могу сказать сразу, что разница в характерах, в моторике, проявилась еще на шестом месяце утробной жизни. Зайка делала «потягушки-потянушки». Упрется ногами и руками и попка ее выпячивает мне живот большим бугром, и держится так. Потом отпустит. А Майка часто-часто лупила меня ножками в печень. И даже когда им стукнуло уже два года - та же самая моторика проявляется. Берешь Зою из кроватки – она делает «потягушки», такие железные, что её и не согнешь. А возьмешь Маю – она как обезьянка, вцепляется ручонками, а ножками – быстро-быстро – лезет на меня, наверх.
Майка родилась второй, ей было легче и с первого дня вид был очень осмысленный, глазки открыты, ими смотрит в лицо, следит за рукой, даже голову поворачивает.
Тогда биологи уже знали, как устроен фотоаппарат. А о компьютерах и программах еще не имели понятия. Поэтому считалось, что ребенок первые дни все видит «вверх ногами», как изображение в фотоаппарате. И лишь потом «научается» видеть все правильно. А теперь-то, в компьютерный век, каждому понятно, что изображение – не в глазах, а в мозгу. И вставить каждому готовую программу «правильного» изображения – природе гораздо проще, чем доверить эту важную задачу ненадежному индивидуальному опыту.
Они очень разные, мои двойняшечки. У Майки – верхняя губка приподнята, нижней почти и не видно. У Зайки нижняя губа полупрезрительно оттопырена, как у дедушки Ванюшки Халтурина. А на лице – печать чего-то мощного. Мощного характера, как мне кажется. А может, чего-то другого, для чего я еще не нашла слов – но мощного!
Зоя («Заяц») родилась 3800, 52 см. Мая – 3500, 50 см. Зоя сильно, энергично ест. С Майкой пришлось повозиться. Начальная разница в весе, 300 г, быстро прогрессировала и к году стала уже 1 кг. Зоя раньше встала на ноги – в 7.5 месяцев, Мая – на 2 недели позже. Зоя раньше пошла – в 11 месяцев, Мая – через две недели. Зато Мая раньше стала говорить – Зайка только смотрит ей в рот и вставляет отдельные слова.
Двое – это уже общество. Со своими правилами. Помню – им года полтора было. Купили им маленький столик и стулики. Зову кушать. Майка тащит стулик. Заяц тут же на него садится. Мая, ни слова не говоря, тащит второй.
Я как-то не сообразила даже – что делать. Очень уж все происходило естественно, будто так и надо. И в другой раз – то же самое.
- Зоя, принеси себе стулик!
Никакой реакции. Присмотрелась я – и всё так. Зоя берет – Мая уступает, молча, с таким видом, будто так и надо. Стоит Мае что-то взять – Зоя тут же отнимает. И в то же время Зоя очень любит Маю. Утром просыпается, глаза еще закрыты: «А де Мая?»
Если Зайке покажется, что кто-то Маечку обижает, взрослые или Оля-Ира, она тут же за Маю вступается, берет за ручку, уводит: «Моя Мая!

Зайка очень рано, пожалуй, с 7-8 месяцев, стала бить Майку, таскать за волосы. Будто хочет втянуть ее за волосы в свою кроватку. Не понимает, что той больно. А потом стала и кусать её, когда зубы появились. Майка терпела, не отбивалась, только плакала. Их нельзя было оставлять одних ни на минутку, почти до двух лет. Но вот однажды Майка как будто озверела – вдруг бросилась на Зайку и стала ее бить, кусать, царапать. Причем не в ответ на обиду – а просто так, «ни с того, ни с сего». Зайка была просто ошарашена. Перепугалась и стала орать, не столько от боли, сколько от испуга – такого в ее жизни не было! Такого же вообще не бывает! Она ничего не понимала! Я, грешный человек, не препятствовала Майке кромсать Зойкину спину, а та, зарывшись в мои колени головой, искала у меня спасенья. Зайка долго – дня три – боялась Майку и никогда больше потом ее не трогала.
Вот так происходит «социализация индивидуумов в социуме». И ранний жизненный опыт оказывает колоссальное влияние на последующее самоощущение. Маечка, единожды дав отпор, сразу переместилась с «омеги» на «бэту». А потом, уж не знаю как, но может, и на «альфу». Не только с Зоей, а вообще – в совсем других подростковых сообществах. Я этого не знаю в точности, конечно. Родители вообще ничего не знают, да и не понимают, в подростковых взаимоотношениях. Но мне, со стороны, боковым зрением, так казалось.
Другой пример раннего опыта – спички.
Спички – загораются! Это же так интересно, так привлекает! И вот Маечка (2 года) берет спичку (держит пальчиками у самой головки, чтоб крепче…) – и чиркает. Спичка вспыхивает. Пальчики обжигаются, а бросить – не сразу сообразила.
Ученая мама смотрит – и не взвизгивает, не кричит, не отнимает, ничего не говорит. Смотрит. Жизненные уроки гораздо сильнее, чем мамины разглагольствования. Но за всякое образование надо платить. Пальчики хорошо обожглись, чувствительно. И Мая потом – лет до двадцати! – боялась спичек. Не сама она боялась, нет! Боялись руки, пальчики боялись. А вот Зое «не повезло». Она зажгла первую в жизни спичку, держа её «правильно». Никаких ожогов – никаких уроков. И как-то раз, («раз в сто лет»), взявшись за капитальную уборку – я отодвинула холодильник. И там, за ним, под ним - оказалась буквально гора горелых спичек…
Мая бы никогда не устроила пожара. А что Зоя не устроила – это нам сильно повезло.

В октябре папа работал в Медео, «на взрыве». Неделю его дома не было. Приехал вечером и, как он любит – не вошел сразу в дом, а подошел к окну и тихонечко смотрит, как там жизнь без него? На дворе уже почти совсем темно, да и занавеска. Я стою, Зоечка у меня на руках. Папа наш подошел к окну тихо – я и не заметила. А Заяц сразу:
- Папа!
- Да нет, это наверно, дядя Дима (сосед наш).
- Нет, папа!
Смотрю – и правда. Он взял Заечку прямо в окно. Она прильнула к нему всем телом и тихонько ладошками гладит его небритые щеки:
- Де ты бий так дойго?
Майка тоже очень рада, но проявляет это совсем иначе – она вроде бы и не удивилась, что вот, папы не было и вдруг пришел. Начинает рассказывать ему всякие домашние новости, тащит его в комнату, показывает новую книжку, требует, чтобы ее слушали...
Маечка сама выдумывала ласковые слова. Сначала «мамуля», потом «мамулиня». Тетю Раису звала «тетюня». Это ведь не просто так – это грамматическое творчество. Где-то она слышала эти суффиксы и применила их? Или сама изобрела? Не знаю.
Няня их - чудесная, баба Луша. Они произносят «баба Люся». Но смеются или сердятся, когда я её так называю. Поправляют меня:
- Да не-е-ет, баба Люу-ся!
Я снова ее поддразниваю, будто бы переспрашиваю:
- Баба Люся?
И, с таким выражением, что вот, до чего же тупы эти взрослые, ничего им не втолкуешь, Мая еще раз, выразительно:
- Баба Люууу-ся!
Я сдаюсь:
- Баба Луша?
Она с явным облегчением:
- Да.
Какая разница между тем, что ты думаешь, будто сказал – и тем, что другие услышали! В этом возрасте граница лежит в области произношения. А потом у нас, у взрослых – навеки остается такая разница между смыслами. Между смыслом сказанного одним - и услышанного другими. Как часто в научных дискуссиях дело доходит чуть ли не до драки – потому что не оказалось под рукой переводчика с «менталитета на менталитет». А уж в политике дело пахнет не дракой – бомбежкой.

1 сентября. Ира-Оля собираются в школу. Маечка говорит: «И я поду сколю». Берет мою кожаную папку-портфель и «идет в школу».
- Что ты там будешь делать?
- Улёкить.
Это мамино грозное напоминание: «Оля, уроки!» превратилось у Маечки в глагол «урокить». Она с удовольствием, строго так, говорит Оле:
- Оля, улёкий!
Вообще с глагольными формами очень трудно. Держит на руках плюшевого Мишку.
- Мама, я буду Мисе песенку паять.
Или:
- Я тяй (чай) пею.
Да и с падежами не проще:
- Мы гуляли с папам, с мамам, с Олем.

Странно, но вопреки Чуковскому, ни одна не проявляет склонности к стихам. Меня поразило, что даже «Курочку Рябу» Мая рассказывает «своими словами». И в стихах ее интересует содержание, а стихотворную форму она как будто и не слышит. Это Мая-то, единственная, кто потом писала настоящие стихи!...

Смешной гибрид получился у Маечки из «буквы» и «работы». Берет карандаш и бумагу:
- Буду абукить.
(Рисовать буквы? Работать?) – Она видела нашу работу – это рисование всяких графиков.

Баба Луша приучила их по утрам «прогонять» маму на работу. Они дружно:
- Иди абукить.
У Иры неважно с английским. Мы иногда – увы, слишком мало – занимаемся с ней. И вот Маечка приходит с вопросом:
- Как будет агийски кавлева (корова)?
Интересно, русские слова запоминает с одного раза, а вот английские – сколько ни повторяй, снова и снова спрашивает:
- Как будет агийски кавлева?

Дубровы учили своих детей, по слухам, они чуть ли не в 2.5 года немного писали и читали. Ну, и наши наверно не хуже – попробуем учить их. Рисую А. Говорю Маечке:
- Это «а».
- Нет, тулик (стулик).
Рисую кружок. Говорю:
- Это «о».
- Нет, кавлётка.
Долго я не могла взять в толк, что за «кавлётка». Оказалось – сковородка.
Как не просто перешагнуть от реальности к символам! Но буквы запомнили и обе находят их в газете почти безошибочно. Про стулик и сковородку вскоре уже не вспоминают – категория символов освоена!
Приходит Зоечка с газетой, показывает «О», спрашивает меня:
- Это какая бука?
Отвечаю:
- О.
Она небрежно и покровительственно:
- Паня (правильно).
Зоя не стала уже больше Маечку бить. Но все же разыгравшись, валит ее на землю, лезет на нее верхом. Маечка пищит. Я говорю:
- Нельзя!
Она мне объясняет:
- Я ига-аю.
Протяжно так, нежно: «Ига-а-аю».
- Надо тише играть, а то Маечке больно!
- Я не боня, я тихо-тихо...
И показывает ручкой, как она «тихо-тихо» Маечку шлепает.

Мая физически слабее Зои. Любит днем прилечь на кровать, пососать пальчики, повертеть волосики на голове. Странно – Ирочка сосала те же пальчики, очень неудобные – средний и безымянный. Зоечка в возрасте 2-3 месяца попробовала сосать большой палец, но быстро бросила. Ее натура и без наркотика этого неплохо себя чувствует.

Она любит поноситься из комнаты в комнату. Бежит, перепрыгивает через дорожки и с разбегу – бух! - на кровать. Ноги летят кверху, перекатывается на спину. Скатывается обратно – и бегом в другую комнату и тем же порядком – снова на мамину кровать.

Любит так бегать утром. «Я буду голинька, я буду бисиком бегить!» Зима ведь, на улицу надо так много всего надевать – шуба, валенки, шарф – не побегаешь! А хочется именно побегать. Энергия брызжет.

Несмотря на свой бурный характер, Зоечка боится громких неожиданных звуков, вздрагивает и бросается ко мне на руки, прямо вжимается в меня и глаза закрывает. Потом постепенно перестала бояться, и этот бросок на руки уже не всерьез, а игра, вроде ритуала.
Мая же в таких случаях совершенно хладнокровно и не спеша оборачивается:
- Что это?
Зоечка очень чуткая на жалобную интонацию. Ей было меньше года, месяцев 8-9, когда я, вместо обычной своей колыбельной, запела: «Ангел мой, образ твой вдруг ушел от меня и унес покой...». Педалирую грусть. И вот нижняя губка поползла куда-то вперед, оттопырилась, на глазах появились слезы и она горько-горько заплакала. Потом, через много лет, когда она была уже взрослая, мелодия эта, без слов, всегда вызывала такое горестное чувство. Она и сама не понимала – почему, но впечатление осталось.

Книжки читать мы начали с трех лет. То было вроде бы рано, непонятно, то – лето и они целый день на дворе, то отчеты, монографии, защиты. Наконец, начали читать. И они пристрастились. Почти наизусть знают все Чуковские «Сказки», особенно – Айболита. И стоит только пожалобней прочесть как бедные зверята плачут – «Ну, что же добрый доктор, когда же он придет?» как губа у Зайца пополза вперед, на глазах слезы – и вдруг, судорожно перелистывает книгу вперед, не дожидаясь, пока там все зверята проплачут – скорей, скорей – нашла нужную страницу:
- Вот он, дотик Аболит, узе пиехал!!

А бесконечные глотания крокодилом - и мочалки, и Бармалея – никакой трагедии. Видимо, главное – это интонация. Лена в этом возрасте позволяла читать, где «...и мочалку проглотил». А вот «А потом как закричит на меня...» - это ни в коем случае. И про глупого мышонка – последняя страница была под запретом.
Да, все эти сказочные ужасы, поданные эмоционально – злая выдумка взрослых, которые спешат приучить ребенка к мысли, что в мире много всякого ужасного, и это - в порядке вещей. Ребенок защищает свою первозданную доброту и неприятие зла таким, пусть и страусячьим способом.
Конечно, потом возникает иммунитет. И тогда уже у родителей остается какой-то неприятный осадок, когда Маечка берет мухобойку и с остервенением бьет муху. Или, когда на вопрос «где же мышонок?» равнодушно отвечает:
- Киска съела.

Зоя бежит куда-то, мчится стремглав – вдруг падает с маху на пол. Тут же вскакивает и смеется:
- Как упала!
и бежит дальше. Не плачет. А плачет тогда, когда что-то не так, как она хочет. А ей надо – так, и сию же минуту. А объяснить не может. Тут она кричит и плачет, бросается на пол, вскакивает. Я обычно понимаю, в чем дело и перевожу проблему на человеческий язык. И она радостно: «Да!».
Чертенок противоречия у Зоечки очень силен, но весел и проявляется в игре, во взаимоотношениях со взрослыми, в поминутном отстаивании своей самостоятельности. Ей полтора года. Говорить еще не умеет, но сказать уже есть что. Мы в экспедиционной столовой. Мая взяла пальчик в рот. Масарский, сотрудник экспедиции, сказал Майке:
- Нельзя пальчик в ротик.
Зоя тут же выпрыгнула на первый план и демонстративно всунула себе палец в рот. Получив второе замечание – сунула в рот обе руки, восемь пальцев. И вид при этом нахальный: «Вот! Хочу! Буду!».
Зое уже 2 или больше. Она уже умеет сама надевать чулки. А мама второпях их ей надела сама. Вдруг это обнаруживается. Тогда Зайка кричит, просто истошно, изо всех сил:
- Сими! Сими! (сними). Сама буду!!

Идем гулять. Дом наш стоит на пригорке. Ступени от дома вниз к дороге - крутые и кривые, высокие, малышам чуть не по пояс и, по-азиатски, – неравной высоты. Беру Зайку за руку и свожу. Уже почти в самом низу она спохватывается, что ее свели, как маленькую. Выдергивает руку и с плачем, с криком «Сама! Сама!» лезет обратно и потом долго, труся и держась за перила, сползает вниз. Да и много позже – ей было уже лет семь – это «сама!» сохранялось.

Мы были в Москве. Так вот, Зое обязательно надо было в метро идти самой, отдельно от нас всех. В этой жуткой толчее и во множестве подземных в разные стороны переходов – она вдруг убегала вперед и исчезала из глаз. Как вспомню – так в ужасе вздрогну…

Укладываю детишек спать днем. Разыгрались, не хотят. Зайка плачет:
- Не буду спать!
И слезы из глаз крупными горошинами покатились. Я говорю:
- Ой, у тебя вода из глаз капает!
Сразу засмеялась, радостно так, удивилась:
- Где?
Говорю:
- Закрой кран, чтоб вода не капала.
Потянула носик в сторону,
- Закила.
- А теперь открой.
Потянула в другую сторону, понарошке захныкала:
- Ы-ыы-ыы!
И, удивленно:
- Не капит!
Зоя очень чувствует юмор и каламбуры. Утром одеваемся.
- Маечка, давай наденем маечку.
Зоя тут же протягивает мне свою майку:
- Надень мне заечку.

То, что их – двое, это очень важный для них момент мироощущения, какой-то изначальный. Пою им песню:
- Ты у меня одна, словно в ночи – луна, словно в степи - сосна...
- А где дъюгая?
Идем по улице. У речки пасется лошадь с жеребенком.
- А дъюгая заболела, да?

Ночь под Новый 1966 год.
Уложили детей и ушли к Кузнецовым-Курочкиным. Их дом поблизости, через два дома – третий. Сидим у ёлки. Тепло, светло, самовар, бутылочка. Вдруг – открывается дверь, и на пороге, на фоне синевы ночи, в сиянии по-рождественски крупных медленно летящих хлопьев снега, освещаемых лампочкой на крыльце – совершенно голенькая, босичком на пушистом снегу - Маечка. Как ватагинский Маугли.
И совершенно спокойно:
- А де мама?

Карта мира
Когда оклеивали комнату – на одну стенку обоев не хватило. Наклеили карту Союза на 16 листах, физическую, 2.5-миллионную. Тогда она как раз вышла из печати – и стоила всего 3 рубля! Хорошая карта, как раз на всю стенку. Дети очень любили разглядывать карту, спрашивали, что – это, а что – вот то. Поняли: синее – это вода, желтое, коричневое – это горы, зеленое – это травка растет.
Пока мы собирались купить несколько (на Кузнецком мосту, далековато от Талгара) – ее засекретили… Как-то раз зашел в нам Шеф, увидел нашу роскошную стенку, от Балтики до Чукотки.
- Заклеить!
И ушел.
Ну уж нет. Такая роскошная карта, дети часами ее рассматривают, и малыши и старшие. Американские шпионы к нам что-то не заглядывают. Думаю, у них карты не хуже нашей.

Виталий – в командировке, в Гарме. Ждем - должен прилететь. Новый Год! Из-за погоды застрял в Ленинабаде. Маечка спрашивает: «А где папа?». Показываю на карте заметное водохранилище у Ленинабада: «Вот здесь». Она зовет Зою: «Мотри, папа здесь, Нинабаде».

Не могу удержаться, приведу еще одну - «пророческую» - фотографию: пишущая машинка притягивает Маечку - будущего писателя и журналиста.

<< 15. КОНЕЦ ЭКСПЕДИЦИИРод ХОТИНЫХ>>

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:
Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея
(c) 2008-2012. Контактная информация